Неточные совпадения
Он открыто заявлял, что, веря в прогресс, даже досадуя на его «черепаший» шаг, сам он не спешил укладывать себя всего в какое-нибудь, едва обозначившееся десятилетие, дешево отрекаясь и от завещанных историею, добытых наукой и еще более от выработанных
собственной жизнию убеждений, наблюдений и опытов, в виду едва занявшейся зари quasi-новых [мнимоновых (лат.).]
идей, более или менее блестящих или остроумных гипотез, на которые бросается жадная юность.
— Конечно нет, — улыбнулся князь, но как-то очень серьезной улыбкой, и вообще он становился все более и более озабочен, — я слишком знаю, что этот человек мужествен. Тут, конечно, особый взгляд… свое
собственное расположение
идей…
— Долго рассказывать… А отчасти моя
идея именно в том, чтоб оставили меня в покое. Пока у меня есть два рубля, я хочу жить один, ни от кого не зависеть (не беспокойтесь, я знаю возражения) и ничего не делать, — даже для того великого будущего человечества, работать на которого приглашали господина Крафта. Личная свобода, то есть моя собственная-с, на первом плане, а дальше знать ничего не хочу.
Весьма ценю тоже, что вы решились мне сообщить, и, по-видимому, мне одному, „тайну вашей
идеи“, по
собственному вашему выражению.
Ему, конечно, не возвыситься до блестящей
идеи, которую теперь вынашивал Половодов, переживая муки сомнения и неуверенности в
собственных силах.
Нет ничего зловреднее
идеи суверенности национальных государств, которой дорожат народы на
собственную гибель.
Тем не менее
идея эта уже несколько раз предстояла ему, и он обдуманно созерцал ее — на это мы имеем факты, свидетелей и
собственное сознание его.
«Большая кузина», — и при этом названии я не могу без улыбки вспомнить, что она была прекрошечная ростом, — сообщила разом своей ставленнице все бродившее в ее
собственной душе: шиллеровские
идеи и
идеи Руссо, революционные мысли, взятые у меня, и мечты влюбленной девушки, взятые у самой себя.
Я всегда был ничьим человеком, был лишь своим
собственным человеком, человеком своей
идеи, своего призвания, своего искания истины.
Невозможность для человека высокого сознания признать и узнать Бога, может быть, есть лишь невозможность принять человека, верующего в Бога, его искажающие
идеи о Боге, отражающие его
собственное рабство, его жесты благочестия.
Если бы человеческая личность не была идеальной по отношению к реальным условиям ее
собственного существования, человек и не мог бы иметь
идеи Бога, и никакое откровение никогда бы не могло сообщить ему эту
идею, потому что он не в состоянии был бы понять ее…
— Позвольте, господа, — начал он, — я думаю, что никому из нас нет дела до того, как кто поступит с своими
собственными деньгами. Позвольте, вы, если я понимаю, не того мнения о нашей ассоциации. Мы только складываемся, чтобы жить дешевле и удобнее, а не преследуем других
идей.
Нельзя и ожидать, говорят они, чтобы оголтелые казаки сознавали себя живущими в государстве; не здесь нужно искать осуществления
идеи государственности, а в настоящей, заправской Европе, где государство является продуктом
собственной истории народов, а не случайною административною подделкой, устроенной ради наибольшей легкости административных воздействий.
Молодой вице-губернатор, еще на университетских скамейках, по устройству
собственного сердца своего, чувствовал всегда большую симпатию к проведению бесстрастной
идеи государства, с возможным отпором всех домогательств сословных и частных.
Какая-нибудь
идея о своей
собственной безопасности менее всего могла прийти теперь в его голову, занятую совсем другим.
Я запутался в
собственных данных, и мое заключение в прямом противоречии с первоначальной
идеей, из которой я выхожу.
В мире германском человек, как свободное лицо, осуществляет
идею в ее
собственной области, как безусловную свободу, — здесь является свободное государство и свободная наука, то есть чистая философия.
Заметив в нас наклонность к здравомыслию и желая воспользоваться этой способностью в видах распространения
собственной фабрики ситцев и миткалей, он задумал основать
собственный кубышкинский литературно-политический орган, который проводил бы его кубышкинские
идеи.
По естественной ассоциации
идей я логически перешел к
собственной особе.
Жарь! — вот извечный секрет непочатых, но уже припахивающих тлением людей, секрет, в котором замыкается и
идея возмездия, и
идея поучения. Всех жарь, а в том числе и их, прохвостов, ибо они и своей
собственной шкуры не жалеют. Что такое шкура! одну спустишь — нарастет другая! Эта уверенность до такой степени окрыляет их, что они подставляют свои спины почти играючи…
Когда мы были сильны и молоды, мы горели возвышенными чувствами и упивались благородными
идеями; но мы делали это исключительно для
собственного употребления, забывая, что горение и упоение необходимо обеспечить, если хочешь, чтоб они не изгибли в будущем без следа.
«Перевес
идеи над формою», говоря строго, относится к тому роду событий в мире нравственном и явлений в мире материальном, когда предмет разрушается от избытка
собственных сил; неоспоримо, что эти явления часто имеют характер чрезвычайно возвышенный; но только тогда, когда сила, разрушающая сосуд, ее заключающий, уже имеет характер возвышенности или предмет, ею разрушаемый, уже кажется нам возвышенным, независимо от своей погибели
собственною силою.
И все это от самой пустейшей причины, об которой бы, кажется, и упоминать не стоит: именно оттого, что человек, всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему разум и выгода; хотеть же можно и против
собственной выгоды, а иногда и положительно должно (это уж моя
идея).
Это — смесь хороших инстинктов с ложью, живого ума с отсутствием всякого намека на
идеи и убеждения, путаница понятий, умственная и нравственная слепота — все это не имеет в ней характера личных пороков, а является, как общие черты ее круга. В
собственной, личной ее физиономии прячется в тени что-то свое, горячее, нежное, даже мечтательное. Остальное принадлежит воспитанию.
Еще не имея
собственного знамени, молодежь примкнула к благородной фаланге людей, хотя и много старших возрастом, но юных по своим
идеям и стремлениям.
— Следовало, значит, сочинить
собственное, народное определение цивилизации, в котором бы
идеи и умственное развитие человека были сами по себе, а общественное благосостояние — само по себе.
При существующем у нас благоустройстве общественном каждому остается только упрочивать
собственное благосостояние, для чего вовсе не нужно соединяться с целой нацией в одной общей
идее, как это происходит в Болгарии.
Другие приняли участие в ссоре, — почему? — не потому, чтобы имели
собственные, эгоистические причины драться между собою, — нет! — но по бескорыстному влечению помогать поссорившимся, — это
идея самоотверженной любви к ближним, в славянском духе — и если муж Агнесы Ростиславовны пал в этой борьбе, он пал страдальцем за высокую
идею славянского братства.
Как это Пьер мог додуматься до
идеи жениться на дочери директора одного из первоклассных цирков? Или он не понимает, что расстояние от него до семьи Суров будет побольше, чем от земли до неба? Или, может быть, Пьер замаскированный барон, граф или принц, у которого есть свои замки? Или он переодетый Гагенбек? Или у него в Америке есть свой
собственный цирк, вместимостью в двадцать тысяч человек, но только мы все об этом раньше не знали?
Пропагандируй, внушай, брат, исподволь, развивай незаметно свою
идею, долби их, как капля камень, а они ребята добрые — небойсь, разнесут твою
идею по белому свету, проведут ее и в печать, и в общество, в массы, да еще будут думать при этом, будто твоя
идея их же
собственное изобретение.
Мир
идей у Платона образует самостоятельную софийную фотосферу, одновременно и закрывающую и открывающую то, что за и над этой сферой — само Божество;
идеи у Платона остаются в неустроенной и неорганизованной множественности, так что и относительно верховной
идеи блага,
идеи идей, не устранена двусмысленность, есть ли она
Идея в
собственном и единственном смысле или же одна из многих
идей, хотя бы и наивысшая (особое место в этом вопросе занимает, конечно, только «Тимей» с его учением о Демиурге [«Демиург» по-греч. означает «мастер», «ремесленник», «строитель»; у Платона — «Творец», «Бог».
То, что в философии зовется
идеями, живущими своей
собственной диалектической жизнью, в мистическом прозрении представляется как некоторые сущности, родовые и вместе индивидуальные, качества, имеющие не только отвлеченную значимость, но и конкретное бытие.
Поэтому Маркс не мог до конца осмыслить своих же
собственных экономических
идей, что, однако, было уже вполне по плечу Η. Φ. Федорову благодаря широте размаха его религиозно-философской мысли.
Крупнейшею заслугой Канта в теоретической философии было констатирование антиномий рассудка, благодаря которым он неизбежно запутывается в свои
собственные сети [Имеются в виду антиномии космологических
идей в трансцендентальной диалектике Канта, или его трансцендентальная аналитика в «Критике чистого разума».].
Хотя
собственная жизнь ангелов для нас совершенно недоведома, мы знаем, однако, что и ангелы сотворены Богом и, хотя бесплотны в том смысле, что не имеют тела человеческого, но имеют ипостась: они суть не безликие, а ипостасные силы Божий, созданные Логосом [Шеллинг в своем учении об ангелах (Philosophie der Offenbarung, II, 284 ел.), в соответствии общим своим взглядам, отрицает сотворенность ангелов (nicht erschaffen) и видит в них только «потенции» или
идеи: «leder Engel ist die Potenz — Idee eines Bestimmten Geschöpfes des Individuums» (286).
Влечение материи к своей
собственной форме-идее, стремление познать себя^облечься в свою
собственную форму, в существе своем есть эротическое стремление, в самой телесности
идей заключено нечто муже-женское, пылают сомкнувшиеся объятия, в поцелуе сливаются уста.
Я часто думаю, что в христианском мире установился несколько неправильный взгляд на нашу
собственную жизнь: отчего, изводя себя по мелочам ради той или другой
идеи, мы не вправе делать того же самого en gros?
История философии будет философским, а не только научным познанием в том лишь случае, если мир философских
идей будет для познающего его
собственным внутренним миром, если он будет его познавать из человека и в человеке.
У Некрасова он держал себя очень тактично, с соблюдением
собственного достоинства, в общий разговор вставлял, кстати, какой-нибудь анекдотический случай из своего прошедшего, но никогда не развивал
идеи, и человек, не знающий, кто он, с трудом бы принял его за радикала-народника, за публициста, которого цензура считала очень опасным, и тогдашнего руководителя такого писателя, как Михайловский.
Но вся его жизнь прошла в служении
идее реального театра, и, кроме сценической литературы, которую он так слил с
собственной судьбой, у него ничего не было такого же дорогого. От интересов общественного характера он стоял в стороне, если они не касались театра или корпорации сценических писателей. Остальное брала большая семья, а также и заботы о покачнувшемся здоровье.
По уму и многим свойствам своего характера Гиезий был наисовершеннейшим выразителем того русского типа, который метко и сильно рисует в своей превосходнейшей книге профессор Ключевский, то есть «заматорелость в преданиях, и никакой
идеи». Сделать что-нибудь иначе, как это заведено и как делается, Гиезию никогда не приходило в голову: это помогало ему и в его отроческом служении, в которое он, по его
собственным словам, «вдан был родительницею до рождения по оброку».
Всей душою преданная
идее проведения в жизнь чистого искусства, Анна Аркадьевна бережно охраняла свой вертоград — ее
собственное выражение — от тех дневных и ночных бабочек, которые званием артистки прикрывали другие, к искусству прямого отношения не имеющие профессии.
И в словах Ивана Карамазова звучит голос самого Достоевского, его
собственная страстная
идея: «В окончательном результате я мира этого Божьего — не принимаю, и хоть и знаю, что он существует, да не допускаю его вовсе.